Глава 1

Вокруг ни души, ни шороха. Сервусы давно перестали носиться туда-сюда как горгоной ужаленные, принцесса с Мороком запропастились где-то внизу, и только изредка слабо различимые голоса снаружи напоминали, что в особняке есть кто-то ещё.

От застывшей тишины веки беспощадно смыкались. Тщетные попытки хоть чем-нибудь занять вымотанный за долгую ночь мозг закончились провалом в вязкую полудрёму. Но оттуда его внезапно выдернул звук шагов — кто-то неторопливо поднимался по лестнице. Харо мотнул головой, чтобы прогнать сонливость, и принялся всматриваться в конец коридора, изображая предельную бдительность. Нет, чтобы заняться хоть чем-нибудь полезным, ему приходится стеречь ублюдка, будто тот в любой момент может разорвать цепь голыми руками или перегрызть стальные прутья решётки.

На лестнице замаячила знакомая фигура. Вальяжным шагом Вихрь подошёл к окну и приоткрыл двумя пальцами плотную тёмно-зелёную штору, впустив в полумрак коридора бледные лучи утреннего солнца. Постояв так недолго, он приблизился к огромной картине с лошадьми, собаками и дамами в пышных нарядах, и с видом искушённого знатока поскрёб ногтем краску. Затем, с такой же придирчиво-умной миной осмотрел разукрашенный кувшин с поникшими цветами, щёлкнул пальцами по увядшим лепесткам, тут же осыпавшимся на зеркальную столешницу и, сцепив руки за спиной, принялся расхаживать взад-вперёд.

Харо всё никак не мог решить, что больше его раздражало в этом напыщенном засранце: пренебрежительный тон, с каким Девяносто Седьмой обращался к собратьям, или смазливая рожа, коей тот наверняка жутко гордился.

«Тоже мне достижение!» Харо фыркнул, наблюдая за мельтешением чемпиона, но надолго терпения не хватило:

— Какого смерга ты тут трёшься? Заняться больше нечем?

— Может, и нечем, — лениво отозвался Вихрь, но мельтешить перестал. Вместо этого он изобразил на своей роже мучительную скуку и принялся изучать дверь бывшей спальни принцессы.

— Как-то быстро вы, — Харо скептично прищурился. Почти два десятка трупов закопать — это не запрещёнку за загоном прятать.

— А что там возиться? Одни расчленяют, другие копают, — привалившись плечом к стене, чемпион расплылся в садисткой ухмылке. — М-да-а, дружище, выглядишь ты как после двадцатичасового выпаса. Пойди отдохни, я за тебя подежурю.

С хрена ли такая забота? Что угодно, но сердобольность точно не про этого самодовольного хлыща.

— Обойдусь.

— Да не ссы ты, никуда говнюк не денется, — Девяносто Седьмой доверительно подмигнул, но, так и не дождавшись ответной реакции, начал хрустеть костяшками пальцев. Спустя минуту, не выдержав затянувшегося молчания, он воровато огляделся, подошёл к Харо и закинул руку ему на плечо, точно старому приятелю. — Я смотрю, ты у принцессы на особом счету, да?

А все, у кого есть нос, суют его куда не следует?

— А тебе какая разница?

— Давай напрямую, брат, — Вихрь заговорчески понизил голос, хотя надобности в такой осторожности не было, — я же вижу, что и у тебя самого руки чешутся перерезать ублюдку глотку, — он предупредительно поднял руку, не дав Харо вставить ни слова. — Да знаю я, приказ и всё такое… Но чёрт! Неужели тебе не тошно смотреть на целёхонькую харю этой падали?

«На твою тоже тошно, может, тогда и тебе заодно рожу подправить?»

— Успеется.

— Уверен?

Харо не был уверен. Кажется, Ровена не особо торопилась избавиться от магистра, всё отделывалась скупыми отговорками, мол, нужен он им, нельзя трогать.

— Понятно, мудак ценный пленник, — продолжил напирать Вихрь, — но нельзя же спускать всё этой мрази с рук!

Девяносто Седьмой читал его мысли. До самого рассвета Харо боролся с искушением наведаться к магистру, пока никто не видит. Но опять подводить Ровену не хотелось, особенно сейчас, когда между ними слишком много… неопределённости? Ещё неизвестно, сможет ли принцесса простить его за ту ночь, а даже если сможет, себе он точно этого не простит, пока мозолит глаз живое напоминание произошедшему.

— Нельзя. Приказ.

— Да брось! — Вихрь легонько ткнул кулаком ему в грудь. — Что девчонка нам сделает? Пальчиком пригрозит?

— За языком следи! — Харо смахнул с плеча руку чемпиона. Может, магистру и нельзя разукрасить рожу, а этому хлыщу сама Госпожа велит. От одного самодовольного вида засранца так и тянуло проредить ему зубы, чтоб не сверкал своим обаянием налево и направо.

— Расслабься, дружище, — Девяносто Седьмой примирительно оскалился. — Нам же не обязательно его убивать. Мы только чуток его, душу отведём, так сказать.

Хотя... Зачем, например, сдались Ровене уши магистра? Или пальцы? Не разучится же он говорить с отрезанным жалом.

— А принцессе что скажем? Что так и было?

— Чёрт, эта падаль почти два года насиловала и издевалась над моей сестрой! — голос Вихря осип от ярости, а воздух в коридоре сделался холоднее. Или показалось? — Он искромсал ей спину просто так, для забавы. Ты даже представить себе не можешь, что эта падаль вытворяла с нашим собратом! А тебя волнует только, что принцесса скажет.

— Я терпеливый, подожду. Не вечно же она с ним носиться будет.

— А тебе-то откуда знать? Вдруг она его на цепь как пса посадит.

Может, и посадит. У Ровены есть много причин оставить его в живых — наверняка магистру Легиона известно то, что другим и не снилось. И что тогда? Спокойно смотреть, как целёхонький ублюдок продолжает отравлять воздух, да ещё и рядом с принцессой?

— И что ты предлагаешь?

Вихрь мгновенно оживился:

— Есть у меня одна идейка. Причём от тебя только требуется открыть дверь. Если что, вали всё на меня. Обещаю, серьёзно говнюк не пострадает.

— Ты что, туннель ему чистить собрался? — Харо брезгливо поморщился.

— Вороньи потроха мне за шиворот, никаких туннелей! — Девяносто Седьмой хищно ощерился. — Не-е, братишка, у меня есть кое-что получше.

Что бы этот хлыщ ни удумал, такое представление Харо пропускать не намеревался. Если и нарушать приказ, то основательно, а не стоять на стрёме как какой-нибудь неудачник.

— Ладно, я в деле. Только никаких туннелей!

— Отлично! — Вихрь хлопнул его по спине. — Тогда не будем терять времени, дружище.

В комнате царил удушливый полумрак. Тщательно задёрнутые шторы не пропускали даже самый хилый лучик солнца. Небрежно скомканная простыня свисала с кровати, на низком столе, у софы, в луже застывшего воска и огарков, уныло догорала последняя свеча. Магистр обнаружился на голом полу, прислонившись спиной к стене. Скованные руки он держал на коленях, голову откинул назад, и на их появление отреагировал не сразу. Только когда Харо прикрыл за собой дверь, Брутус поднялся на ноги и, горделиво вздёрнув подбородок, вперился в них полным презрения взглядом.

Вихрь вызывающе уставился на него в ответ. На скулах чемпиона напряжённо играли желваки, крылья носа мерно вздувались и, казалось, он вот-вот накинется на пленника, позабыв и о своих обещаниях, и о приказе Ровены.

— Долго же вы! — с недовольной миной упрекнул Брутус. — А я думал, вашей хозяйке не терпится побеседовать со мной.

— Не ей одной, — процедил Вихрь, угрожающе разминая шею. — Нам с тобой тоже найдётся что обсудить.

Магистр пренебрежительно вскинул бровь:

— С чего ты взял, Девяносто Седьмой, что я буду что-либо обсуждать с тобой?

Харо опешил от такой самонадеянности. Даже если магистр боялся — а он не мог не понимать, в какой передрягу влип, — то скрывал свой страх умело. Интересно, что именно придётся ему отрезать, чтобы увидеть страх на его холёной морде?

— А с чего ты, гнида, взял, что я стану тратить время на пустую болтовню? — Вихрь широко осклабился.

Высокомерная ухмылка тут же стёрлась с лица Брутуса. Он грозно свёл брови, точно перед ним расшаркивались провинившиеся сервусы:

— А знает ли принцесса, что вы здесь? Не думаю, что ей понравится ваша самодеятельность, — он смерил Харо тяжёлым взглядом. — Ты на удивление живучий сукин сын. Я даже восхищаюсь твоим упорством — сбежать от конвоя, проделать такой долгий путь… И всё ради чего? Чтобы попасть в немилость к своей ненаглядной госпоже из-за жалкой мести?

Чёрт, а может, и впрямь не торопиться? Лучше ведь подловить более подходящий момент, чтобы лишний раз не злить девчонку.

— Не знаю насчёт принцессы, но тебе точно не понравится, — Вихрь уверенно двинулся на магистра.

— А ну стоять, тварь! — внезапно рявкнул тот, и чемпион, к изумлению Харо, резко остановился, будто врезавшись в невидимую преграду. — Перед тобою свободный, убогое ты ничтожество! Ещё шаг, и пожалеешь, что на свет родился! Я вырежу твоё поганое сердце и сырым скормлю его твоей драгоценной сестрице. И не поможет тебе ни скверна, ни умение махать мечами. Жалкое отродье, вырожденцы! Да вы должны ползать передо мной на коленях за то, что я позволил вам, дегенератам, ходить по одной со мной земле, дышать со мной одним воздухом. Вы должны целовать мне ноги за то, что я вырастил вас, давал кров и пищу, неблагодарные вы псы!

Харо оцепенел, охваченный тем самым, хорошо знакомым каждому осквернённому страхом, засевшим так глубоко, что и клещами не выдернуть. Страх перед хозяином, перед кнутом; страх, заставляющий поджилки трястись, склоняющий голову к земле, вынуждающий прятать взгляд перед сильным, перед вожаком. Давно он не испытывал ничего подобного — когда запрятанные вглубь детские воспоминания, наложившиеся друг на друга толстым слоем, поднимались мутным облаком, как растревоженный ил со дна реки. Шрамы на спине горели, в ушах эхом повторялся лающий голос плётчика: «На колени, ничтожество, перед тобой свободный!» Но что именно пробудило эти образы? Тон, каким магистр это произнёс? А может, взгляд, каким смотрит охотник на расхрабрившегося хищника, принявшего опаснейшего противника за жертву?.. Всего на короткое мгновение он полностью поддался своему страху, но и этого хватило, чтобы засомневаться в себе, засомневаться в своём праве на свободу.

— А теперь выметайтесь отсюда, — спокойным голосом приказал магистр, почувствовав полный контроль. — И не возвращайтесь без своей хозяйки!

И тут в голове Харо что-то щёлкнуло, как это случалось каждый раз, когда кто-то из старшаков пытался подмять его под себя. Никто, ни одна тварь больше не посмеет указывать ему!

В несколько шагов он преодолел расстояние между ним и магистром и одним ударом сбил того с ног. Ублюдок от неожиданности и пискнуть не успел. Его реакция подействовала на Вихря, как сигнальный рог, возвещающий о начале боя. Рванув Брутуса за грудки, он поставил его на ноги и от души приложил о стену:

— Привет тебе от Тридцать Второй, гадёныш!

— Мы можем всё обсудить! — магистр попытался скрыть страх, но в этот раз у него вышло из рук вон плохо: голос дрожал, лицо сделалось белее свежевыпавшего снега. Видимо, господский кнут тоже обладает хистом, наделяя каждого, кто держит его, недюжинной смелостью. Вот только воображаемый кнут испарился, а разъярённые рабы остались.

— Смерга лысого тебе в зад, потом всё и обсудим, — прорычал Вихрь и, развернув магистра за шиворот, припечатал мордой к стене. — Подсоби, братишка.

Оставаться в подспорье совсем не улыбалось, но любопытство пересилило — Вихрь явно задумал что-то «экстоодинарное», как говорил Керс. Одной рукой Харо зафиксировал Брутуса за шею, и, не обращая внимания на робкие увещевания «вести себя по-человечески» и щедрые обещания свободы и прочих благ, перехватил цепь, чтобы говнюк не дёргал клешнями.

Девяносто Седьмой выхватил из-за пояса охотничий нож с изогнутым клинком и костяной рукоятью — неплохая игрушка! — и одним длинным мазком распорол рубаху на спине магистра.

— Проклятые выродки! Уберите от меня свои поганые лапы! — Брутус затрепыхался, но удар об стену быстро угомонил попытки вырваться. Из рассечённой брови поползла тонкая багровая струйка, выпученный глаз немигающее уставился на Харо.

— Я же сказал, что достану тебя даже из пекла, — он оскалился, предвкушая, как магистр начнёт верещать, когда почувствует на коже холодный клинок.

Чемпион хмыкнул и, прижмурив один глаз, точно прицеливаясь, поводил по воздуху остриём.

— Угу… Хорошо! Держи его крепко, дружище, а то всё испортит, — и, упёршись свободной рукой в плечо Брутуса, прочертил ровную линию на дряблой коже, чуть выше лопаток. Не слишком глубоко, но, судя по быстро краснеющему лицу и вздувшимся венам на висках, вполне болезненно.

Правда, вместо ожидаемого крика, магистр испустил протяжный стон и сцепил зубы так сильно, что, казалось, они вот-вот пойдут трещинами и начнут крошиться.

Девяносто Седьмой старательно выводил каждую линию, в сосредоточенности прикусив кончик языка. Окрашенный багровой влагой клинок то медленно опускался, то скользил по горизонтали, то вновь поднимался, оставляя после себя алые потёки. Брутус вцарапывался ногтями в камень, бессильно скулил и рычал, пуская слюни из перекошенного рта. Под приглушённые стоны, кровь медленно стекала вниз по позвоночнику за пояс, пропитывая на удивление сухие портки. Крепкий сукин сын… Хотя эти жалкие царапины — ничто в сравнении с рассечённой кнутом спиной, когда кажется, будто кожу живьём сдирают вместе с мышцами и мясом.

На втором ряду линий Вихрь немного отстранился, беззвучно прочёл свои закорючки и наморщил нос:

— Не помню, как правильно… Тут две «н» или одна?

Харо равнодушно пожал плечами: нашёл, кого спросить. Да и какая разница, всё равно мало кто из осквернённых поймёт смысл написанного.

Магистр вдруг издал судорожный стон и обмяк. Держать в одиночку такую тушку оказалось непросто, и бесчувственное тело начало оседать под собственным весом. Тогда Харо подсёк пленнику ноги так, чтобы тот повалился на живот, и вопросительно посмотрел на Вихря.

Чемпион недовольно покачал головой:

— Сказал же, держи его! — но поразмыслив, махнул рукой. — Ладно, и так сойдёт.

— И что ты там накарябал?

— «Меня отымели осквернённые», — с гордостью прочёл Вихрь, и тут же осёкся. — Чёрт, это что значит, мне теперь каждому неучу объяснять?

«Нет, это значит, что от излишней грамотности в мозгах черви заводятся».

Харо выдернул нож из рук напарника, вырвал лоскут из превратившейся в лохмотья рубахи и вытер нетронутую лезвием кожу на пояснице магистра. Кромсать шкуру, конечно, не уши отрезать, но сойдёт для разогрева. А когда Ровена вытянет из этой твари всё, что нужно, можно проявить изобретательность. Жаль, Керса нет рядом, уж он бы дал волю воображению.

Остриё легко скользило по коже, борозды быстро заполнялись кровью, и приходилось внимательно следить, чтобы не переусердствовать с глубиной пореза. Наконец, завершив своё творение — жаль, художник из него так себе, — Харо поднялся на ноги:

— Вот теперь другое дело.

— Мелковатый какой-то.

— С твоего срисовывал.

Фыркнув, Вихрь отобрал нож:

— Уж лучше с мелким хером, чем со стрёмной рожей.

— Я тебя сейчас рядом с этим уложу!

— Смотри, желторотик, как бы сам не прилёг…

За спиной грохнула дверь. В спальню ввалился Морок с выпученными глазищами.

— Мать вашу, вы что наделали, придурки?!

— Не верещи, живой он, — Вихрь с невозмутимым видом стёр с лезвия кровь. — Просто отдохнуть прилёг.

Упёршись руками в колени, Двадцать Первый склонился над магистром:

— Жопа вам, это как пить дать… А можно мне? Добавлю кой-чего.

— Хватит с него, — отрезал Харо, и Морок обиженно надул щёки. Охочих подпортить шкуру магистру целая очередь наберётся. Если каждому дать волю, на ублюдке живого места не останется. — Ты чего сюда припёрся?

— Так это… Принцесса видеть его хочет, просила в кабинет приволочь.

— Чёрт! — а вот это плохо.

Харо вопросительно посмотрел на Вихря, но тот с невозмутимым видом сунул нож обратно за голенище сапога и пожал плечами:

— Ну, я пошёл. Сами тут разберётесь.

— Я тебе сейчас нос отрежу, засранец!

— Ла-адно, — чемпион устало закатил глаза, будто его на коленях молили о помощи, а его великодушие не позволяло отказать в просьбе. — Нужно его в чувства привести… И никакой у меня он не мелкий, между прочим!

Двадцать Первый слегка пнул ногой магистра под рёбра, но тщетно — тот даже не шелохнулся.

— Может, водой на него плеснуть? — предложил Харо.

— Ща сделаем, — Морок принялся торопливо расстёгивать ремень. — У меня тут как раз накопилось живительной влаги.

— О боги, вы что наделали!?

Все разом обернулись на возглас. В дверях застыла Ровена и, зажимая ладошкой рот, смотрела на пленника огромными от ужаса глазами.

Срань воронья! Сейчас начнётся…

— Я ж говорил, что вам жопа, — прошептал Двадцать Первый.

— Не волнуйтесь, госпожа, он живее всех живых, — спешно заверил её Вихрь, нацепив на рожу самую обаятельную улыбку — наверняка перед зеркалом репетировал.

Принцесса отняла руку от лица, растерянно поглядывая то на Девяносто Седьмого, то на пленника. Спустя несколько секунд, точно опомнившись, она быстрым шагом пересекла комнату и остановилась над неподвижным телом Брутуса. Её изящные брови поползли к переносице, губы плотно сомкнулись, и, казалось, она вот-вот примется испепелять всех взглядом.

— Вы в слове «осквернённые» допустили три ошибки, — наконец сказала она с таким холодом, что даже Вихрь поёжился.

Харо язвительно ухмыльнулся: «Грамотей долбаный!»

Ровена окатила его взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, и обратилась к Мороку:

— Немедленно позови Тридцать Вторую! Пусть принесёт что-нибудь для обработки ран, — и как только Двадцать Первый скрылся за дверью, она снова повернулась к Харо. — Ты ослушался моего приказа!

— Но…

— Какие здесь могут быть «но», Сорок Восьмой?! Я велела тебе охранять его. Я что, требовала от тебя чего-то невозможного?

Он опустил глаза в пол, всем видом изображая раскаяние. Не то, чтобы он сожалел о содеянном, но ни оправдываться, ни спорить с принцессой не хотелось, тем более при этом самодовольном придурке.

Ровена продолжала прожигать его взглядом, и, кажется, старательно-виноватый вид мало её трогал. Может, сказать ей что-нибудь приятное? Девчонки же любят всяческие восхваления. Но что бы понравилось Ровене? Точно! Ей же нравятся всякие там поеденные мышами наряды.

— Вам очень идёт это платье, госпожа, — выдавил он.

Ровена насупилась пуще прежнего:

— Ты издеваешься надо мной, Сорок Восьмой?

Кажется, ляпнул что-то не то… Харо оглядел её помятый наряд с бурыми пятнами крови. Чёрт, она что, трупы вместе со скорпионами таскала?

Вихрь нарочито закатил глаза:

— Болван, — но словив на себе гневный взгляд принцессы, прочистил горло. — Простите, госпожа, может, мы немного перестарались, зато допрашивать будет проще.

— Вы оба правда не понимаете, в каком положении мы все сейчас находимся? Любой неосторожный шаг может стоить нам жизни, а вы ведёте себя как заносчивые глупые мальчишки! — Ровена взмахнула рукой, не позволив чемпиону и рта раскрыть. — Избавь меня от ненужных оправданий! И впредь, если вознамеритесь выкинуть нечто подобное, вспомните, что охочих занять ваше место гораздо больше, чем вы себе воображаете.

Последняя фраза предназначалась определённо не Вихрю. Может, и пустая угроза, но что-то изменилось в принцессе. Всё это время она держалась с ним холодно и отчуждённо. Понятное дело, после всего случившегося глупо ожидать от неё прежней лёгкости и наивности, из-за которой хотелось заслонить её собой, защитить. Такие раны не заживают за один день, и даже месть не способна исцелить их до конца. И всё же хотелось бы верить, что Ровена не утратила своего сияния, а ещё когда-нибудь найдёт в себе силы простить...

Принцесса собралась добавить что-то ещё, но магистр вдруг зашевелился и глухо застонал.

— Приведите его в порядок. У вас пять минут, — произнесла она и, не оборачиваясь, покинула спальню.

Вихрь подхватил ещё не до конца пришедшего в себя Брутуса под руку, Харо взялся за другую и, поспорив недолго, куда его усадить — на софу или на кровать, они пришли к выводу, что кровать всё же сподручнее на случай, если говнюк снова вырубится.

Пока они волокли его через спальню, вернулся Морок с Тридцать второй. Одарив своего брата одобрительным взглядом, едва сдерживая улыбку, она поставила миску с водой на тумбу и принялась смывать запёкшуюся кровь со спины магистра. При каждом прикосновении Брутус болезненно скалил зубы и морщился, не забывая злобно сверкать глазами то на Вихря, то на Харо.

Появившуюся в комнате Ровену он встретил не менее яростным взглядом, а когда принцесса заняла услужливо пододвинутое Мороком кресло, презрительно скривился.

— Признаюсь, вы меня напугали, дорогой супруг. Я уж подумала, вы решили отправиться прямиком к Тейлуру так и не попрощавшись со мной.

— Если бы ты лучше следила за своими выродками, тебе бы не пришлось волноваться понапрасну.

Ровена бросила короткий, но многозначительный взгляд в сторону Харо, будто и сама о том же думала.

— Зато у меня появилось стойкое желание испытать вас на прочность. Интересно, как долго ваше уже далеко не юное тело выдержит пытки, приготовленные моими верными подданными?

— Быстро же стриж отрастил орлиные когти!

— В нашем мире всё возможно, — она снисходительно улыбнулась, — и осквернённые прямое тому доказательство. Но к чему обсуждать и так очевидные вещи, уверена, у нас найдутся более насущные темы.

— О чём мне с тобой говорить? — с ненавистью процедил Брутус. — Ты даже со своими рабами справиться не можешь. Боюсь, милочка, свой шанс ты уже упустила. Обсуждать нам с тобой больше нечего. А ведь я был твоим главным и единственным козырем, теперь же только могу пожелать тебе удачи, принцесса осквернённых. Пути назад у тебя нет, разве что, если встанешь передо мной на колени и возьмёшь в свой прелестный ротик всё, что я тебе предложу.

«Если вообще будет, что предложить, мразь!» Харо шагнул к зарвавшемуся ублюдку, полный решимости отрезать что-нибудь лишнее, но невольно замер под тяжёлым взглядом Ровены.

— Вы переоцениваете свою роль, Брутус, — сухо сказала она. — Возможно, ваша преждевременная смерть немного огорчит меня, но мои планы такой мелочью не нарушить.

«Ну вот, теперь для тебя это мелочь. Девчонки… даже с собой договориться не могут».

— Чего не скажешь о смерти короля, не так ли?

— Что вы хотите этим сказать? — принцесса напряжённо выпрямилась.

Брутус торжествующе оскалился:

— Не хотел расстраивать тебя раньше времени, дорогая, но два дня назад твой дядюшка безвременно отправился к Тейлуру, — он поцокал языком. — Какая трагедия! Прими мои наиглубочайшие соболезнования.

Лицо Ровены мгновенно побелело. И хотя внешне принцесса старалась не выдать своего смятения, по плотно сжатым губам и пальцам, впившимся в подлокотник кресла, Харо легко определил, насколько её потрясла эта новость. Хотя что тут странного, бородатый ссыкун нужен был ей живым; мало толку от мертвечины, пусть даже королевских кровей.

— Вы нагло лжёте! — проговорила Ровена дрожащим голосом.

— Увы, моя дорогая, — торжество магистра поумерила Тридцать Вторая, будто бы случайно задев рану. Тот дёрнулся и свирепо скрипнул зубами. — Нельзя ли аккуратнее?!

Харо с трудом сдержал злорадную ухмылку, а вот Ровена и не заметила недовольство пленника.

— Как это случилось?

— Так, как это обычно и случается с королями. Правда, на этот раз провидение в своей изощрённости превзошло само себя. Только подумать — добиться для короны невиданного доселе влияния, чтобы на пике своего величия пасть от руки презренного выродка.

Некоторое время принцесса молчала. В комнате наступила мрачная тишина, и даже Морок, до этого не стоявший ни минуты спокойно — то переминался с ноги на ногу, то скрёб за ухом, то беззвучно ухмылялся над чем-то своим — теперь же благоговейно притих. Вихрь с безразличным видом разглядывал носок своего сапога, его сестрица отложила пропитанную кровью тряпицу и взяла с тумбы пузырёк с тёмно-коричневой мазью, и всё это она проделала почти беззвучно, точно боялась растревожить спящего месмерита.

Брутус наблюдал за Ровеной с жёлчной улыбкой. Харо хотелось хоть как-то подбодрить девчонку, но ничего дельного в голову не приходило. Политик из него никудышный, как поправить положение, он не знал, да и насколько это самое положение плачевно — мог только смутно догадываться.

— Допустим, вы говорите правду, — заговорила Ровена. — Но для чего вам понадобилось избавляться от своих скорпионов?

— Всего лишь меры предосторожности. Не стоит, принцесса, искать скрытый смысл там, где его нет и никогда не было.

Она снова умолкла, глядя куда-то поверх головы своего пленника.

— Что-то в ваших словах не сходится, — медленно произнесла она. — Зачем из-за одного осквернённого, пусть и убившего самого короля, избавляться от всех скорпионов? Вы либо что-то недоговариваете, Брутус, либо бессовестно лжёте.

Харо хмыкнул: а то оно не видно! Нет, здесь что-то посерьёзнее дохлого короля, иначе магистры даже яйца бы себе не почесали. Скорее всего, Перо что-то выкинуло, а с хистом Керса это проще, чем два пальца обмочить.

Брутус надменно фыркнул:

— Мне для убедительности на колени перед тобой упасть? Или прикажешь своему ручному уродцу вырезать ещё что-нибудь на моей спине?

«Там места уже нет, дружище. Но идея мне нравится!»

— Зачем, если есть способ проще и надёжнее, — Ровена откинулась на спинку кресла и сосредоточенно наморщила лоб.

Её зелёные глаза вдруг сделались белёсыми. Сцепив зубы, магистр глухо зарычал, попытался вскочить на ноги, но пальцы Тридцать Второй цепко впились ему в плечи.

— Ты расскажешь мне всю правду, — голос будто не принадлежал принцессе: гортанный, вибрирующий, как если бы одновременно с ней говорил кто-то ещё. — Что случилось с Юстинианом?

Брутус больше не дёргался. Окаменев, он вперился пустым взглядом куда-то перед собой:

— На Фулгурской Арене взбунтовались гладиаторы. Атаковали зрительские трибуны, перебили сотни свободных. Несколько осквернённых добрались до королевской ложи и напали на короля с его свитой. Но чья именно рука нанесла смертельный удар — пока неизвестно.

— Сигнальный рог мне в задницу! — Вихрь восторженно присвистнул, но Тридцать Вторая зашипела на него и кивнула в сторону принцессу, мол, не мешай.

Вот это да! То-то же Легион переполошился — бунт осквернённых, да ещё на Арене… Неудивительно, что ублюдок молчал до последнего. Когда об этом узнают осквернённые из других городов, тут же вспыхнут мятежи.

— Что это значит? — Ровена резковато подалась вперёд, будто для этого ей понадобились дополнительные усилия. Белёсые глаза продолжали сверлить магистра.

«Чертовски жуткий взгляд, не хотелось бы испытать его на себе!»

— Есть подозрения, что кинжал в горло короля вонзил кто-то из приближённых. Возможно, это сделала сама Лаура.

— И почему я не удивлён? — пробормотал Морок. — Они там все поголовно не в своём уме.

Лоб Ровены блестел от испарины, у глаз обозначились тёмные круги. Хист определённо давался ей с трудом, но останавливаться на достигнутом девчонка, видимо, не собиралась:

— Почему ты хотел увезти скорпионов из особняка?

— У нас есть подозрения, что мятеж был организован Разрушителем, — магистр ответил быстро, ни на секунду не задумываясь.

Разрушитель? А это ещё кто? Надо будет спросить.

— Но в газетах писали о его смерти, — её голос внезапно стал прежним, белёсая поволока на глазах начинала рассеиваться.

— Официальные источники лгут. Исайлум пал, но были и выжившие… — Брутус заморгал, затряс головой, смахивая наваждение, и, смекнув, что проделала с ним принцесса, побагровел от ярости. — Ах ты ж мерзкая тварь! Клянусь, ты заплатишь за это!

Ровена вновь откинулась на спинку кресла и измождённо улыбнулась:

— Не в этой жизни, дорогой супруг, не в этой жизни.

— Ошибаешься, стерва! Ты проиграла! Я был твоим единственным шансом заполучить трон; теперь даже вшивая псина с подворотни за тебя не тявкнет. На твоём месте я бы бежал из Прибрежья не оглядываясь, сию же минуту.

— Знаете, в чём ваша беда, Брутус? Вы недооцениваете тех, кто вас окружает, и слишком полагаетесь на своё положение. Но кто вы без Легиона? Заносчивый, спесивый подонок, тиран, извращённый похотью и властью. Если бы вы хоть на минуту допустили, что «глупая беспомощная девчонка» способна лишить вас всего, вы бы не сидели здесь, передо мной, униженный так называемыми выродками. Но в итоге вы здесь, а Легион скоро перейдёт под моё правление.

Брутус расхохотался. Громко, каркающе, отчего неодолимо захотелось заткнуть ему глотку так, чтоб удавился.

— Неужели ты настолько глупа, что не в состоянии понять простой истины: ни один магистр и близко не подпустит тебя к Легиону, будь ты хоть трижды Пелагатти. К тому же, за тобой всего-то кучка безмозглых скорпионов. И сколь долго они будут тебе верны, когда узнают, кто ты на самом деле и чем готова пожертвовать ради власти? Или мне напомнить, как ты умоляла меня дать тебе шанс, раздвигая передо мной свои стройные ножки…

Пожалуй, первым делом нужно отрезать этой падали его лживый язык. А потом уже уши. И жало... Нет, жало после языка —забавно будет слушать бессвязное мычание ублюдка при виде своего отрезанного хера...

— Довольно! — Ровена резко подскочила, будто в складках кресла обнаружилась гадюка. Но спустя мгновение она взяла себя в руки и продолжила более спокойным тоном. — Благодарю вас, мой дорогой супруг, за столь ценную информацию. Отдыхайте и набирайтесь сил, мы с вами ещё не закончили.

Лучи заходящего солнца робко заглядывали в распахнутое настежь окно, скользили по подоконнику, по письменному столу, играли радужными бликами на гранях цветных стекляшек на рукояти ножа — слишком мелкого, чтобы называться оружием, и слишком громоздкого для зубочистки. Наверное, чтобы под ногтями грязь вычищать — по крайней мере, эта версия Харо вполне устроила.

Придавив указательным пальцем узорный набалдашник, Морок сосредоточенно прокручивал серебряную рукоять, со скрежетом вырезая остриём лунку на зеркальной поверхности стола.

В кабинет вошёл Вихрь, по-хозяйски огляделся и, плюхнувшись на софу, закинул ноги на низкий столик.

— А что, принцесса ещё не здесь?

«Видать, дружище, ты ослеп от собственной неотразимости».

Харо привалился плечом к стене и угрюмо покосился на чемпиона. Не стоило Ровене так просто подпускать к себе эту парочку, они же как ветреник на крыше — куда дунет, туда и разворачивают рыльца. И ладно Тридцать Вторая — ей многое известно о делах магистра, а этому что здесь делать?

— А я знаю, для чего эта штука! — вдруг просиял Морок. — Чтобы заросли в носу проряжать.

Свою теорию он поспешил проверить на деле, сунув остриё ножа себе в ноздрю. Осторожно поковыряв им, Двадцать Первый чертыхнулся и принялся остервенело тереть нос, кривясь, будто вот-вот чихнёт.

— Ты б его ещё в ухо себе засунул, — буркнул Харо. — Говорю же, он чтобы под ногтями ковырять.

— Это нож для конвертов, — Вихрь покачал головой, потом добавил чуть тише. — Кретины.

— Ну вот, всю интригу наломал! — приуныл Морок. — Была полезная вещь, с загадкой, мы ей столько способов применения придумали, а теперь превратилась в ненужный хлам. И что мне, по-твоему, с ней делать?

— Глотку себе перерезать, — чемпион хмыкнул. — Чёрт, и как долго ещё здесь торчать? Ни поспать, ни пожрать, сиди здесь как…

Его бубнёж прервала распахнувшаяся дверь. В комнату вошла Тридцать Вторая, за ней последовала принцесса. Морок быстро вскочил с хозяйского кресла, а Вихрь, словив на себе осуждающий взгляд сестры, нехотя убрал ноги со стола.

Кажется, Ровена вообще не спала: лицо бледное, напряжённое, кожа вокруг глаз слегка покраснела и воспалилась, волосы небрежно падали на голые плечи. Но не смотря на измученный вид, она будто излучала тёплое сияние; с её появлением в кабинете стало как-то светлее и уютнее.

Проследовав прямиком к письменному столу, принцесса заняла нагретое Мороком место и окинула присутствующих хмурым взглядом:

— Надеюсь, вы трое ничего не успели вытворить в моё отсутствие?

Двадцать Первый невинно захлопал глазами:

— Что вы, госпожа, и в мыслях не было!

— Полагаю, утром вы тоже не слишком утруждали себя лишними мыслями, — принцесса с упрёком посмотрела на Харо, затем повернулась к Вихрю. — Но на этот раз вам всё же придётся включить голову и начать, наконец, пользоваться ею по назначению. Если вы ещё не поняли, счёт идёт на дни, если не на часы. Один неверный шаг, и мы проиграли. Что последует за этим — сами догадайтесь, не маленькие.

— Так а что тут размазывать кашу по плошке? — Вихрь пожал плечами. — У нас в распоряжении три терсентума. Перебьём плётчиков с магистрами, соберём войско и захватим город.

«Кто тебя вообще спрашивал, грёбаный выскочка!» Харо с силой сжал челюсть, чтобы ненароком не выпалить это вслух.

— А что ты станешь делать с теми, кто окажет сопротивление? — Ровена сцепила пальцы в замок и чуть подалась вперёд, изображая неподдельный интерес.

— Вздёрнем на центральной площади, делов-то. Пара десятков трупов быстро отобьют желание бунтовать против новой королевы.

— Королевы? — принцесса грустно ухмыльнулась. — Разве что самопровозглашённой. Юстиниан мёртв, о короне пока можно забыть, во всяком случае на ближайшее время. Сейчас в первую очередь мы должны захватить Легион, и сделать это тихо и быстро.

— Тихо — это как? — моргнул Морок.

Вот с языка снял! Тихо и быстро можно только самим вздёрнуться.

— Так, чтобы никто о нас не узнал раньше времени, — пояснила принцесса. — Скажу больше, мы должны действовать крайне осторожно и скрытно даже после того, как Легион перейдёт в наше распоряжение.

— И как вы себе это представляете? — Вихрь недоверчиво нахмурился. — Мы осквернённые, а не глухонемые. Кто-то где-то да ляпнет лишнего. И что делать с плётчиками и наёмниками? Наверняка у них есть семьи, друзья. Рано или поздно их спохватятся.

А вот здесь сложно поспорить. Пару дней продержаться в тени ещё можно, но как только свободные пронюхают, что на самом деле творится в Легионе — а они обязательно пронюхают, — тогда уже скрываться не получится.

— Значит придётся следить, чтобы никто ничего не ляпал и никого не искал, — отрезала Ровена.

— Не понимаю, зачем всё усложнять? — пробормотал Морок. — Не проще ли захватить город? Кто нам помешает?

Принцесса устало прикрыла глаза и шумно втянула носиком воздух, точно услышала несусветную глупость:

— Хорошо, давайте сначала. Всё, что у нас сейчас есть — это первый магистр в заложниках и совсем немного времени, от силы два дня, пока его не хватятся. В городе почти не осталось осквернённых, способных держать оружие в руках; помощи ждать нам не от кого. Сервусы не в счёт, в этом деле от них мало пользы. А теперь представьте, что произойдёт, если кто-то из остальных магистров узнает о нас раньше положенного. К нам немедленно отправят армию наёмников, и ни один, даже самый разрушительный смерч, не справится с вооружёнными до зубов солдатами.

— За два дня мы успеем подтянуть сюда скорпионов, — гнул своё Вихрь. — Да я вам за пару часов соберу крепкий отряд, способный надрать задницы Бастардам.

— Тебе ещё не надоело отмываться от чужой крови? — проворчала его сестрица.

Ровена слабо улыбнулась:

— Не сомневаюсь, что надерёте. Но что мы будем делать, когда в городе начнётся переполох, а за его стенами вдруг окажется королевская армия? Даже сотня скорпионов не справится ни с бунтующими гражданами, ни с вооружённым до зубов войском. Я уже молчу о достойном оружии и снаряжении, которого у нас нет. Или ты пошлёшь своих собратьев в рубахах и с голыми кулаками прямиком под пули?

Вихрь задумчиво забарабанил указательным пальцем по подбородку. Вопросы девчонки явно загнали его в тупик, впрочем, как и самого Харо, хотя то, что предлагал чемпион, казалось куда понятнее и проще в исполнении, чем план принцессы.

— Посему поступим так, — продолжила Ровена. — Убьём магистров и каждого, кто представляет для нас угрозу, желательно за очень короткий срок, а лучше — всех разом. И обыграем это так, будто на Легион покусились со стороны. Таким образом мы выиграем время на подготовку.

— Подготовку к чему? — осторожно спросила Тридцать Вторая.

— Рано или поздно нам придётся столкнуться с королевской армией. Вдобавок, как только знать разнюхает, что произошло с магистрами, они набросятся на нас, как вороны на лёгкую добычу. Ведь для них я всего лишь глупая несмышлёная девчонка, у которой отнять лакомый кусочек, по их мнению, не составит большого труда.

— А что станет с Легионом? — спросил Харо. Королевское войско далеко, а свобода — вот она, только руку протяни. И судя по одобрительному взгляду Морока, этот вопрос терзал не его одного.

— Пока ничего, — неохотно отозвалась Ровена. — Вместо плётчиков назначим старших, чтобы следить за дисциплиной. Для внешнего мира Легион продолжит своё существование в прежнем виде, за исключением торгов, разумеется. Впрочем, о них пока рано беспокоиться.

— Но что насчёт свободы? — Харо непонимающе нахмурился. — И если оставить Легион, что тогда делать с остальными осквернёнными, кого уже выкупили?

Ровена окатила его ледяным взглядом:

— Как ты считаешь, Сорок Восьмой, готовы ли осквернённые к восстанию? Где нам брать провизию и оружие? Медикаменты, антидот и прочее? Где их всех содержать, в конце концов?

— Мы можем захватить город и установить свои правила, — неуверенно предложил Морок.

— Никто из свободных не будет терпеть новые порядки, — возразила принцесса, — тем более от «презренных выродков». В лучшем случае, через неделю город опустеет, а в худшем нас ждёт мятеж. Как вы представляете себе войну на два фронта? И кто, по-вашему, будет обеспечивать нас всем необходимым?

— А ведь что-то в этом есть, — задумчиво проговорил Вихрь. — Пока мы не окрепнем, нам действительно лучше не высовывать носу.

— И не высовывать его до тех пор, пока я не заполучу корону, — добавила Ровена. — Только в этом случае я смогу добиться для вас законной свободы без ненужного кровопролития с обеих сторон. Поверьте, я заинтересована в свободе осквернённых не меньше вашего, но нам придётся набраться терпения.

Такое уж оно ненужное, это кровопролитие?

— А может, мы готовы проливать кровь, — брякнул Харо, сам того не заметив.

— Даже свою? — Ровена иронично выгнула бровь.

— Будто мы её до этого не проливали, — вмешался Морок. — Нам не привыкать, госпожа.

— Поверьте, у вас будет такая возможность, раз уж вам не терпится сложить головы на поле брани. Но имеете ли вы право решать за всех? Вот скажи, Тридцать Вторая, разве тебе не хватило страданий? Разве ты не хочешь прожить оставшиеся годы в своё удовольствие, рядом с любимым, воспитывая собственных детей?

Та смущённо потупила взгляд:

— О большем я и мечтать не смею, госпожа.

Вихрь задумчиво посмотрел на сестру, затем на принцессу:

— Значит, корона в обмен на свободу? Я правильно понял?

Девчонка брезгливо наморщила носик:

— Как-то уж слишком цинично звучит… Но по сути, верно. К тому же, кроме обещанной свободы, я лично прослежу, чтобы каждому из вас нашлось место в новом мире. Никто из осквернённых не будет брошен на произвол судьбы.

— Хорошо, я в деле, — уступил Вихрь.

— Вы можете положиться на нас, госпожа, — охотно поддержала брата Тридцать Вторая.

Дальше спорить Харо не стал. Может, Ровена права, что осквернённые не готовы ни к восстанию, ни к свободе, и лучше пока оставить всё как есть, но кое-что изменить всё же нужно:

— Решение за вами, принцесса, но от антидота мы должны отказаться.

— Дельная мысль, — заметил Девяносто Седьмой. — Я как раз думал об этом.

«Как же тут без твоего ценного мнения, грёбаный ты хлыщ!»

— Я так не считаю, — Ровена провела рукой по столешнице, смахивая крохотные пылинки. — Процесс отказа слишком долгий и рискованный. Что мы будем делать, если на нас внезапно нападут, а половина осквернённых даже подняться с постели не сможет?

— А что мы будем делать, если поставки прекратятся? — парировал Харо. Проклятье, девчонка упрямится даже в этом!

— Уверена, Легион позаботился о резервах. А если нет, мы обязательно что-нибудь придумаем.

— Мы могли бы разделить всех по группам и избавляться от этой дряни поэтапно, тогда…

— Довольно, Сорок Восьмой! — раздражённо прервала его Ровена. — Моё решение не обсуждается. Ещё слово об антидоте, и я попрошу тебя покинуть собрание.

Морок обескураженно вылупился на принцессу, явно не понимая, что её так разозливо. Вихрь прочистил горло, пряча довольную ухмылку.

— Прошу прощения, госпожа, — выдавил Харо, изо всех сил стараясь скрыть разочарование. Наверное, не стоило давить на девчонку. В ней просто сказывается усталость и напряжение. Да и налажал он с утра знатно… А к этой теме лучше вернуться чуть позже, в более подходящий момент.

Ровена чуть опустила подбородок, точно хотела кивнуть, но передумала.

— Вернёмся к актуальным проблемам. Как я уже говорила, в первую очередь нам нужно ликвидировать магистров, и лучше сделать это одновременно.

— Это легко осуществимо, госпожа, — оживилась Тридцать Вторая. — Мы можем пригласить их сюда и…

— У меня есть идея получше. Скажи, тебе известно, каким образом общаются между собой участники клуба?

— Что ещё за клуб? — спросил Морок.

Принцесса вскинула руку, приказывая ему помолчать.

— Кажется, этим занимается господин Кассус, — неуверенно отозвалась Тридцать Вторая. — Обычно Брутус отправляет ему письмо с распоряжениями, а тот всё подготавливает.

На губах принцессы обозначилась торжествующая улыбка:

— Превосходно! Тогда займёмся этим немедля. А вы, — Ровена обратилась к ним троим, — можете идти.

Вихрь отвесил небрежный поклон и направился к выходу. Морок последовал его примеру, а вот Харо замялся, неуверенный, что приказ касается и его тоже.

— Простите, госпожа, может, вам требуется моя помощь?

Ровена бросила на него беглый взгляд:

— Я же сказала, можешь идти.

— Но…

— Я позову тебя, когда ты мне понадобишься, Сорок Восьмой, — произнеся это, она повернулась к своей новой помощнице, всем видом показывая, что он здесь лишний.